Можно ли стать русским?

Можно ли русским стать или русским можно только родиться? Ответ прост.

Стать русским можно, но для того, чтобы кто-то мог стать русским, должно быть достаточно большое число людей, которые русскими родились.

У любого этноса, даже у любой нации, хотя нация – это более сложное, политическое понятие, всегда существует определенное этническое, антропологическое ядро из людей с близкими антропологическими, генетическими, культурными чертами. Представители этого ядра очевидно более похожи друг на друга, чем на представителей окружающих общностей. Они говорят на сходном языке, ведут, по большей части, похожий образ жизни, имеют общую историческую память, которая делит для них мир на «своих» и «чужих».

Для того чтобы представитель другой этнической группы мог «стать» членом этноса, ему нужны образец, которому он мог бы уподобиться, и группа, с которой он мог бы смешаться. Если такой образец есть и такая группа есть, то ассимиляция, то есть вхождение новых членов в состав этноса, совершается сравнительно легко.

В первом поколении есть воля к сближению, во втором – все живут общей жизнью, в третьем уже все переженились, в четвертом различий порой не сыскать вовсе – придется долго изучать их, вглядываясь в антропологические черты, или копаться в генетических картах.

Скажем, в составе северной группы русского этноса более 30% (а в составе русских в целом – 15%) имеют мужскую Y-хромосомную гаплогруппу N1C. Это значит, что их прямые предки по мужской линии когда-то принадлежали к группам, родственным целому спектру народов – от финнов до якутов. Столетиями эти группы жили рядом со славянами, усвоили их язык и культуру, между собой перемешались, и сегодня, не покопавшись в «крови», практически не существует способа отличить потомка древлян или северян от потомка чуди или мери. И этот факт, кстати, опровергает глупость про «происхождение по матери ничего не значит» – значит, особенно если речь идет о длящихся десятилетиями и столетиями семейных связях.

С другой стороны, для славян, как и для всех восточных индоевропейцев, характерна Y-хромосома R1a1. Её носителями являются 46% русских, больше только у белорусов (тоже русских) и поляков. Несомненно, представители этой группы создали, так сказать, обобщенное славянское генетическое и антропологическое лицо русских.

Однако в своей основе ничего «славянского» в этой группе нет – она древняя восточноиндоевропейская. Она выявлена у 68% таджиков, 65% киргизов, четверти татар и башкир, предки этих народов – индоевропейское население, которое когда-то было тюркизировано, исламизировано, приобрело ряд новых лингвистических, культурных, исторических черт, и их генетика ничуть не делает их «более славянами», чем потомков чуди и мери.

Народ, этнос – это не генетическая и не антропологическая группа. Биологическое сходство является важным фактором психологического комфорта, иногда – первичным опознавательным знаком свой/чужой, но не более того. Превращают определенную человеческую популяцию в этнос общая система адаптации к ландшафту, общая традиционная культура, на основе которой осуществляется воспитание, общий живой язык и общая религиозная и историческая идентичность.

У каждого большого и малого этноса есть та среда, в которой он чувствует себя как рыба в воде, среди которой умеет жить. Именно единство этой среды чаще всего определяет ареал распространения и психологию (и, разумеется, хозяйственную жизнь) этноса.

Скажем, для русских таким вмещающим ландшафтом является сеть больших и малых рек с удобным переходом из одного бассейна в другой. Россия получилась такой огромной именно потому, что на территории нашего расселения эта сеть настолько огромна, с прилегающими к ней морями протянувшись до Амура, Уссури, Аляски и Чукотки. Горы, степи, тайга, тундра – всё оказывалось при расселении русских вторичным элементом, если присутствовал главный, опорный – реки.

Первенствующее этнообразущее значение имеет культура младенческого и детского традиционного воспитания – бабушкины сказки, первые игры и воспроизводимая в них картина мира, семейное окружение с его языком, материальной культурой, игрушками. Когда мы говорим, что всасываем свою этническую идентичность с молоком матери, то имеется в виду именно это.

В большинстве культур носителями такого первичного воспитания являются женщины – матери и особенно бабушки. Только в тех обществах, где состав матерей во многом случаен, формируется в значительной степени из пленниц, представительниц соседних племен, роль мужчин при первичном воспитании и определении этнического самосознания значительно выше. Но, в любом случае, центральное значение имеет долгая семейная традиция – значение бабушек и дедушек при этническом самоопределении зачастую намного больше, чем отцов и матерей.

Огромную роль в этническом самоопределении играет язык. Только надо правильно понимать, что тут имеется в виду. Критики значения языка как этноопределяющего фактора любят ссылаться на мифического «филолога-слависта из американского университета», который, отлично выучив язык Пушкина, оказался бы большим славянином, чем безграмотный русский мужик с его «тудыйный» и «ложи».

На самом деле – нет. Блестяще выучивший словарь и грамматику филолог, равно как и безграмотный гастарбайтер, живой русской речью не владеют. Речь одного русского человека, выстроенная на основе русских корней и флексий, будет всегда понятна другому русскому человеку, но будет совершенно непонятна иностранцу, будь он хоть таксист, хоть филолог.

Природный носитель родного языка выстроит текст так, как никогда этого не сможет сделать выросший в другой языковой стихии иностранец.

Большинство развитых религий современного мира наднациональны. В этом смысле, конечно, нельзя считать религию этноопределяющим фактором самим по себе. Но на практике религия – это определенный образ жизни, определенная система этических и ритуальных запретов, определенная система установок на связь с высшим началом. И вот она-то формирует тот набор жизненных практик, принятых и отвергаемых, которые обозначают очень важные этнические границы.

Скажем, мир пасхальных яичек и мир жертвоприношений на Курбан-байрам (и стоящих за этими ритуалами представлений) практически не имеют шанса совпасть. Можно перейти из одного в другой, как не раз переходили, к примеру, татарские мурзы, принимавшие православие. Но нельзя их совместить. В то же время внутри этих миров групповые слияния и поглощения этносов являются чисто технической проблемой.

О роли этнической исторической памяти, чувства национальной идентичности, много говорить не приходится, кроме того, что как раз она, в отличие от других элементов, чаще всего конструируется сверху. Поэтому человеку, который имеет желание стать русским, нет вообще никаких проблем усвоить этот этаж идентичности. Большая её часть берется не из глубины народных преданий, а из книг.

Именно поэтому, кстати, образование и культура не снимают этические и культурные противоречия, а зачастую возбуждают их. Это неоднократно отмечали, к примеру, исследователи такого феномена, как индуистский национализм в Индии. Столетиями индусы жили рядом с мусульманами, не подозревая, что именно творил в Индии исламский завоеватель Махмуд Газневи, а теперь, прочитав школьный учебник, они знают и, соответственно, помнят. А потому жесткая антиисламская риторика Нарендры Моди сегодня более популярна среди людей, умеющих читать, чем была бы популярна вчера среди неумеющих.

Итак, народ, этнос – это сообщество людей, в ядре которого находится популяция похожих друг на друга фенотипически и генотипически людей, связанная общностью адаптации к ландшафту, общностью традиций воспитания, общностью живого языка и общей исторической памятью. Если этот народ имеет политическую организацию, а главное – считает свою этническую особость основанием для такой организации, то его уместно именовать нацией.

Может ли чужак стать частью народа? В большинстве случаев легко – количество народов на земле, которые реально закрыты от чужаков, крайне невелико и русские к ним точно не относятся. Сначала устанавливается соседство, общая модель адаптации и общая память, усваивается язык и традиция воспитания, а потом с помощью браков индивид или даже группа (вплоть до целых этносов) интегрируется в ядро.

Нужно ли становиться русским?

В России враждебность к ассимиляции довольно сильна, так как у неё есть сразу несколько влиятельных врагов. Во-первых, либеральные многонационалы, для которых каждый человек смешанного происхождения находка, так как ему можно вбивать установку, что для него лично выгодней Россия, в которой русское этническое начало будет подавлено.

Во-вторых, националисты и криптосепаратистские элиты части республик, отлично сознающие, что значительная часть граждан России хотела бы и желала бы ассимилироваться с русскими, причем в некоторых случаях, как у финно-угорских православных народов, грань настолько тонка, что различие приходится искусственно насаждать сверху.

В-третьих, неонацисты и расисты, их роль несущественна, но зато своей болтовней про «порчу крови» они эффектно подкрепляют первые две группы «от противного».

На мой взгляд, становиться русским и можно, и нужно. Современный мир – это мир не только больших наций, но и больших этносов, интегрирующих в своем составе малые и средние группы.

«Мультикультурализм», навязываемый и Западу, и нам, в реальности нежизнеспособен, так как почти везде сопровождается откатом в дичайшую архаику. Огромное количество людей хочет говорить как на своем на языке великой культуры, быть интегрированными в большую традицию национальной памяти, они хотят быть своими большому числу людей и ощущать с ними определенное физическое родство и похожесть. Всё это в России означает интеграцию именно в русский этнос.

Альтернативой такой интеграции является не расцвет множества малых милых этносов, а формирование других, нерусских больших идентичностей и проектов – большекавказского, проекта «Идель» и т.д. В их рамках будет конструироваться своя национальная память (вполне вероятно – о «русских оккупантах») и создаваться свои большие этносы, которые однажды потребуют себе статуса наций и независимой государственности.

Иными словами, искусственное сдерживание интеграции с русскими других народов России – это мина под нашу единую государственность в будущем.

Свято место пусто не бывает. Тем более что являются совершенно ложными утверждения о насильственном характере русификации. Напротив, в России русификация является народным естественным спонтанным процессом. Насилием, связанным с применением административного ресурса, попила бюджетов и шантажа, является как раз противодействие и сдерживание такой русификации.

У нас есть масса случаев, в которых людям отказывают в удовлетворении их законного желания стать русскими. Причем это прямо противоречит 26-й статье Конституции, в которой закреплено право каждого самостоятельно определять свою национальную принадлежность. Людей то принуждают к иной идентичности, то подкупают ею. В частности, заниматься развитием нацкультур у нас бесконечно выгодней, чем развитием русской культуры.

Причем всё это отрицание права быть русским густо полируется некоей мнимой «обидой народов», которая случится, если не препятствовать русификации.

Простите, чья обида, если значительная часть самих этих народов хочет стать русскими? Конечно, не их самих, а криптосепаратистских элит, для которых межнациональные противоречия у нас в стране превратились в дойную корову с бездонным выменем.

Быть русским на самом деле довольно просто. Русская культура чужда вычурности и высокомерия, в хорошем смысле слова «всечеловечна» и чужда каких-то непонятных и специфичных практик, охотно вбирает в себя все здоровые элементы других культур. Это свойство выдающийся русский национальный мыслитель И.Л. Солоневич в своей замечательной книге “Народная монархия” называл «уживчивостью».

Фактически единственное, чего русские, как можно заметить, не терпят – это двойного дна, ситуаций, когда кто-то начинает манипулировать идентичностями, например русской и пингвинской.

Когда человек пингвинского происхождения заявляет: «Я как русский человек считаю, что нам нужно немедленно покаяться перед пингвинами и искупить вину» – это и впрямь вызывает разные нехорошие чувства.

В продолжение этого свойства русская идентичность, конечно, довольно тотальна. Русские охотно принимают всё и вся в свои. Но очень не любят, когда им тыкают в нос, что это чужое. Если вы будете долго и с нажимом рассказывать русскому о том, что матрешка – это японская кукла, на вас посмотрят странно.

Иными словами, русская идентичность выставляет по большому счету лишь одно требование – отказ от манипулирования и размывания этой идентичности. Правда, для многих именно это требование становится невыносимым бременем.

А что русская идентичность даёт?

Мы уже миновали те времена, когда являться русским было в высшей степени немодно, до той степени, что даже иные «русские националисты» выдумывали себе какие-то дополнительные отличия, например, ругали русское крестьянство, все же, кто имел такую возможность, старались выписаться из русских и по паспорту, и по морде.

Сегодня быть русским в общем престижно, даже на Западе это слово вызывает если и не восторг, то опасливый ужас. И это значит принадлежать к большой нации великого исторического значения и исключительных достижений, к грандиозной по сложности и богатству культуре, к творческому порыву, направленному на увеличение нашего своеобразия.

То есть мы сегодня все, независимо от этнического происхождения, становимся более русскими. Как это происходит?

Посмотрите, к примеру, на русскую кухню, еще недавно объявлявшуюся многими несуществующей, почитайте книги Максима Сырникова и Влада Пискунова. И примерно тот же процесс происходит в любой области, какую ни возьми. То есть быть русскими сегодня – это не только усвоение, но и созидание.

Сегодня мы как этнос и как нация сами охотно открываем и переоткрываем, а в чем-то даже изобретаем себя после столетия общенационального обморока. И у нас впереди еще много работы. Увлекательной работы.