Время трансгендеров

Конец года – самое подходящее время, чтобы поговорить не о событиях, а о тенденциях. Конечно, у русского читателя может возникнуть резонный вопрос: а точно ли трансгендерное движение – это именно та тенденция, о которой стоит говорить?

Да, время от времени до нас доходят отзвуки шокирующих историй. Например, несколько недель назад по русскому сегменту Интернета довольно широко разошлась история шестилетнего мальчика Джеймса из Техаса, которого мать намеревается превратить в девочку. Отец возражает, сам ребенок признаёт себя девочкой только в присутствии матери, а в других случаях явно определяет себя как мальчика; однако суд встал на сторону матери. Это значит, что если за два года ничего не изменится, то по достижении 8 лет Джеймс подвергнется гормональной терапии (слово «терапия» в данном случае следует поместить в кавычки), нацеленной уже и на физическое изменение пола.

Но, чем более ужасны и немыслимы такие случаи, тем более вероятно, что мы их истолкуем именно как «эксцессы» – просто потому, что плохо знаем и ещё хуже понимаем тамошний контекст. Дескать, в целом-то всё «у них» не настолько плохо, а отдельные сумасшедшие есть всегда и везде.

Если же кто станет упорствовать в своём внимании к этой теме, очень велика вероятность, что наша аудитория истолкует такое упорство как «путинскую пропаганду», как попытку отвлечь внимание от внутренних проблем смакованием страшных историй о загнивающем зарубежье. «А у них негров линчуют».

И некоторая доля истины в таких оценках будет. Да, конечно же, далеко не каждая мать стремится своего сына превратить в девочку. Да, на Западе, как и везде, нормальных людей больше, а жизнь не состоит из одних эксцессов. Но не в отдельных историях дело. Изменения, которые происходят на Западе прямо сегодня, не сводятся к отдельным случаям – и могут, при неблагоприятном развитии событий, оказаться и нашим будущим тоже.

I Трансгендерное движение и его жертвы

Распространение трансгендерной идеологии происходит буквально у нас на глазах. Основные публичные мероприятия трансгендеров, такие, как День памяти (Transgender Day of Remebrance), и День видимости (Transgender Day of Visibility), начали проводиться только в течение последних двадцати лет. Ещё лет десять назад даже в левых кругах было вполне возможно «бороться за права LGBT», не выделяя особо эту последнюю “T” – да и истолковывалась она, частенько, не как «трансгендеры», а как «транссексуалы». То, что иногда встречаются люди, желающие сделать операцию по перемене пола, было известно давно. Но, вплоть до самого недавнего времени, никто не стал бы всерьез утверждать, что быть мужчиной, или женщиной (или представителем «другого гендера») – это вопрос личного самоопределения. Утверждение, что можно быть женщиной с мужскими гениталиями, или мужчиной с женскими, ещё недавно сочли бы не очень смешной шуткой, а не важнейшим принципом гражданской свободы (как теперь).

Но в последние годы «права трансгендеров» стали едва ли не самой модной темой в повестке дня западных «прогрессистов» – леволиберальных политиков и прессы. Одним из самых известных (и самых противоречивых) шагов администрации предыдущего президента США, Барака Обамы, стала директива (совместное циркулярное письмо министерств образования и юстиции) о душевых, вышедшая в мае 2016 года. Согласно этой директиве, все государственные школы должны обеспечить трансгендерам доступ в душевые, исходя из их гендерного самоопределения (а не исходя из реальной принадлежности к биологическому полу). Другими словами, директива требовала, чтобы мужчина, самоопределяющийся как женщина, имел доступ в женские душевые, и наоборот.

Администрация Дональда Трампа отозвала директиву о душевых, но борьба продолжается – и в этой борьбе партия Обамы, Демократическая партия США, определенно встала на сторону трансгендерного лобби. В начале ноября 2018 года почти сотня демократов – членов Палаты представителей Конгресса США, поставили свои подписи под заявлением, гневно осуждающим предполагаемые планы администрации Трампа «переопределить» понятие «пол», так, чтобы оно «исключало» трансгендеров. Но, конечно, на самом деле «переопределить» вещи пытаются только лоббисты трансгендерной идеологии. А администрация Трампа, как признаёт и сама леволиберальная пресса, обдумывает лишь возможность явным образом, формально указать на то, в чём до недавнего времени никто и не сомневался: «пол», о котором идёт речь в законодательстве, который указывается в удостоверениях личности, и т.д. – это природная, биологическая реальность.

Тем временем, в соседней Канаде правительство образцового до карикатурности леволиберала Джастина Трюдо установило (в 2017 году) норму, согласно которой в паспортах канадцев появляется ещё один вариант половой принадлежности – “X” (помимо “M” и “F” – то есть, мужского и женского полов). Этот вариант может выбрать любой (любая? любое?) гражданин Канады, не относящее себя ни к мужчинам, ни к женщинам.

Совсем недавно примеру Канады отчасти последовала (впервые в Европе) Германия. «Отчасти» – потому что в Германии новый закон предполагает, что «другой» пол будет вноситься в документы не на основе одного только самоопределения, но после медицинского освидетельствования. В Великобритании левые силы тоже активно борются за принятие законов о третьем гендере, аналогичных канадским и германским нормам. В тех британских муниципалитетах, где левые контролируют органы местного самоуправления, они требуют от учебных заведений создавать благоприятную обстановку для трансгендерного перехода учащихся, допускать трансгендеров в раздевалки того гендера, к которому они предпочитают относиться, и т.д.

Можно было бы и дальше приводить примеры – но сказанного уже достаточно, чтобы не удивляться, когда мейнстримная пресса западных стран с одобрением рассказывает о «прогрессивных» родителях, которые пытаются растить детей гендерно-нейтральным образом. Эти семьи в своей политкорректности доходят до того, что не называют своих отпрысков ни «он», ни «она», не рассказывают детям, что они являются мальчиками/девочками, и по возможности вообще скрывают от них, что это такое.

Казалось бы, любому человеку, чей мозг не окончательно съела идеология, должно бы быть ясно, что для многих детей и подростков взрослеть очень тяжело – но трансгендерная пропаганда не облегчает ситуацию, а катастрофически усложняет её.

Изменения собственного тела, необходимость осваивать новые социальные навыки и выстраивать отношения с окружающими, неуверенность в собственных силах – всего этого и так достаточно для серьезного психологического кризиса. А ведь сверх этого на детях может сказываться и неблагополучная обстановка в семье, и многое другое.

В какой-то момент ребенок или подросток может просто отказываться признавать реальность, которая его пугает: реальность взросления, или реальность возросшей ответственности за свои поступки и свою жизнь, или реальность пробуждающейся сексуальности, и т.д.

Отказ признавать свой пол – это тоже возможная ситуация для некоторых детей. Но, вместо того, чтобы помогать растущим детям и подросткам примиряться с реальностью, и во взрослом возрасте жить вполне полноценной жизнью (а в огромном большинстве случаев это возможно), сторонники трансгендерной идеологии хотят лишать маленьких детей информации о том, что значит быть мальчиком или девочкой, мужчиной или женщиной. С высокой вероятностью, это спровоцирует или усугубит кризис в более позднем возрасте. Затем детей стремятся убедить, что отказ от своего пола и произвольная гендерная самоидентификация хоть с противоположным полом, хоть с «третьим гендером» – это естественно и нормально.

Результат, увы, предсказуем – усугубление разрыва с реальностью вместо примирения с ней, усугубление психологического кризиса, и, возможно – сломанная жизнь. В самом худшем случае – операция по смене пола, разрушенное здоровье, запоздалые сожаления. Всё это, к сожалению, не выдумка, не попытка напугать, не мрачный прогноз. Нет, за последние десятилетия это уже произошло с немалым количеством людей – так что уже даже успели возникнуть сетевые ресурсы, где бывшие «трансгендеры» и их родственники делятся душераздирающими историями о своих сломанных судьбах.

Любопытно заметить, что абсурдная идеологическая гегемония трансгендерного движения вызывает недовольство даже в близких, казалось бы, сообществах – у некоторых ЛГБТ активистов и феминисток. Видная канадская феминистка Меган Мэрфи пишет, что феминистки, не спешащие принимать в свои ряды «трансженщин» (то есть мужчин, самоопределяющихся как женщины), подвергаются травле и оскорблениям, а в некоторых случаях на них даже нападают физически. Сама Мэрфи, после того, как неосмотрительно опубликовала в своём твиттере фразу «мужчины – это не женщины», и усугубила ситуацию другой репликой: «На каком основании трансженщины – это не мужчины? Чем они отличаются?», была моментально причислена к «радикальным феминисткам, исключающим трансгендеров» (TERF – Trans-Exclusionary Radical Feminists). Её аккаунт в Твиттере был после этого заблокирован, а издательство разорвало контракт на издание её очередной книги.

Похоже, что очередное поколение жирондистов начинает на собственных загривках чувствовать: якобинцы могут оказаться ещё более радикальными, чем они сами.

II Апофеоз прогресса

Что же, в конце концов, происходит?! Одно дело, если бы это были отдельные сумасшедшие. Но целое движение? Но партии и организации, способные определять политику целых стран, в том числе наиболее могущественных? Но государственные деятели, но высокопоставленные церковные иерархи? Что это за массовое помешательство?

Иной наблюдатель, посмотрев на всё это, уверится в мысли, что перед нами какой-то очередной «хитрый план» западных элит. Для некоторых русских публицистов (широко известных в узких кругах) эта мысль стала последней соломинкой утопающего. Как-то спокойнее считать, что миром правят тайные общества – пусть безразличные к людям, пусть жестокие, пусть даже вовсе лишенные всего человеческого – но хотя бы не принимающие всерьез весь тот бред, который продуцируют и распространяют их публичные представители!

Но, к сожалению, всё гораздо хуже. Рациональное зерно в писаниях конспирологов сводится к тому, что 99,99% населения Земли действительно не имеют никакого отношения к принятию значимых политических, экономических, социальных и т.п. решений. Но и меньшинство, которое управляет миром – это отнюдь не централизованный Тайный Орден с Ужасными Целями. Нет, это пёстрая толпа политиков, высокопоставленных государственных чиновников (в том числе, естественно, сотрудников разных спецслужб), руководителей межгосударственных и надгосударственных структур, топ-менеджеров корпораций, руководителей общественных организаций, и им подобных. Интриг и неформальных сговоров в этой толпе – великое множество, но никакого единого центра, тем более тайного, в ней нет.

Какие-либо тайные замыслы вся эта толпа органически не способна осуществлять. Здесь нет ничего тайного, что не делалось бы явным, причём относительно быстро – и для этого даже не обязательно нужен Wikileaks. Да, у сильных мира сего обычно бывают планы, о которых они не будут рассказывать избирателям в прайм-тайм во время избирательных кампаний. Но и называть «тайными» предельно очевидные и обсуждаемые публично планы (такие, например, как намерение хотя бы частично заместить население Европы мигрантами) было бы искажением смысла слов.

Многие (хотя, конечно, не все) из сильных мира сего – это циники, которые мотивированы только личной карьерой и доступом к кормушке, и готовы ради этих благ принимать и отстаивать любую повестку дня – лишь бы за неё сейчас хвалили, а не ругали.

Но проблема отнюдь не в циниках. Самим по себе циникам никогда не пришла бы в голову мысль присоединиться к непопулярной идеологической повестке; только популярную идеологию можно использовать в борьбе за социальный статус, политическое влияние, материальный успех.

Чтобы к идеологии примкнули конъюнктурщики, нужно, чтобы она сначала распространилась среди людей искренних – среди людей, которые принимают определенную идеологию не ради выгод, но потому, что считают это достойным и правильным.

Глобальная популярность, в том числе в правящих кругах, всё более и более бредовых изводов леволиберальной, «прогрессистской» идеологии – вот настоящая проблема.

Упомянутая выше Меган Мэрфи верно пишет, что трансгендерные взгляды – это религия. Точнее говоря, религией является весь комплекс леволиберальных убеждений, а трансгендерное движение – это лишь одна из наиболее новых, изуверских и агрессивных сект этой религии.

Утверждение, что женщина может быть мужчиной, мужчина может быть женщиной, и что вообще кто угодно может выбирать какой угодно «гендер» – что это, как не следующий виток беспощадной борьбы за свободу и равенство, которую прогрессисты ведут уже почти двести пятьдесят лет?

Каждый человек должен иметь те же самые возможности, что и любой другой – вот главный принцип всех уравнителей, от руссоистов XVIII века и большевиков начала XX века до социалистов и борцов за права трансгендеров века нынешнего. Раз за разом, попытки осуществить это на практике приводят к катастрофе. И раз за разом, всё новые поколения уравнителей пытаются добиться того, чего нет, чего никогда не было, и чего не может быть.

Знают ли они, что этого никогда не было? Как правило, знают. Знают ли они о печальной судьбе предшественников? Если не все, то некоторые – знают. Почему же их это не останавливает? Потому что люди, на самом деле, заботятся не только о физическом выживании и безопасности, не только о комфорте и удовольствиях, не только о социальном статусе. Каждый из нас знает, что однажды умрёт (только одни помнят об этом лучше, а другие хуже), и хочет, чтобы у жизни был какой-то смысл, не разрушаемый даже смертью. Кто не хотел бы знать, что живёт правильно, и что «лучшая часть меня избегнет похорон»? Жажда праведности – не менее сильная человеческая жажда, чем жажда жизни, или удовольствий, или превосходства. И она тоже способна ослеплять.

За последние века множество людей – сначала европейские интеллектуалы, потом европейский «массовый человек» (а в наше время – уже и не только европейский) стали жертвами странного парадокса. В античности и в Средние века люди гораздо хуже понимали устройство окружающего мира, чем наши современники. Но сама способность человека познавать мир вполне логично вписывалась в их представления. Человек может познавать мир, потому что мир проистекает из разума, или сотворён разумной личностью (Богом), или каким-то ещё образом основан на разуме. А человек – хотя бы частичное подобие, или образ, или отражение, или проявление этого же самого универсального разума.

В конечном счёте, именно такие представления о реальности дали европейцам силу и решимость исследовать и осваивать мир, уверенность, что это дело выполнимое и стоящее. Говоря об этом, я вовсе не призываю забывать, что одних только силы с решимостью мало – чтобы их можно было приложить, нужны ещё и благоприятные политические, экономические, географические и т.д. условия. Но фундаментом для любых действий человека всегда остаётся его мировоззрение. Мы действуем, исходя из того, что мы знаем, во что верим, что считаем важным или не важным, возможным или невозможным.

Итак, европейцы взялись за освоение мира. Но мир, который открывался по мере развития физики, химии, геологии, и других естественных наук, оказался разительно непохожим на то, что европейская культура готова была считать «разумом», «личностью», или хотя бы их проявлениями/творениями. Чем дальше, тем больше умами европейцев завладевала абсурдная картина – мыслящий и ищущий смысла человек, заброшенный в мир, который сам по себе лишён разума и смысла.

Такая картина мира абсурдна именно потому, что если бы Вселенная была чужда разуму, она не могла бы быть ничем, кроме полного хаоса, непроницаемого для человека; да и сам человек в этом хаосе не мог бы возникнуть. Но, хоть она и была абсурдной, заменить её чем-то ещё, не отказываясь от своих наук, люди XVIII, XIX, XX веков не могли. Сейчас это, пожалуй, уже становится возможным – и для этого вовсе не нужно отвергать науки, занимать позицию жёсткого библейского фундаментализма, как делают многие американские евангелики. Чем и как заменить – уже совершенно отдельная философская и теологическая тема, выходящая за рамки этой статьи. Поэтому здесь ограничусь тем, что сошлюсь (для примера), на статью современного датского теолога Нильса Хенрика Грегерсена, в которой он изящно (хотя и не бесспорно) сопрягает богословие первой главы Евангелия от Иоанна с физическими и кибернетическими идеями Сета Ллойда.

Мы же вернёмся, как это ни печально, к нашим баранам. Обнаруживая себя в бессмысленном и неразумном мире, поверив в этот абсурд, человек уже не может считать себя хоть несовершенным, но всё-таки подобием универсального и совершенного Разума, отблеском совершенного Света. Но сознание собственного несовершенства остаётся, но тоска по совершенному Свету – остаётся.

И тогда человек начинает мечтать о том, как сам себя вытянет за волосы из этого болота. Устранить любое несовершенство человеческой жизни; сделать человечество совершенным, всемогущим, бессмертным – вот страсть и стремление, которые лежат в основе всех форм либерального и левого прогрессизма XVIII-XXI веков. Убрать любую слабость и любую ограниченность, стесняющую человека! Сделать для каждого доступным то, что доступно для любого другого, и сделать для всех доступным всё!

Но проблема в том, что те же самые особенности, которые нас ограничивают, нас и формируют. Да, в каждом человеке есть нечто, подобное любому другому человеку. Но это не отменяет того, что каждый из нас рождается в определенное время и в определенном месте, именно у этих, и ни у каких других родителей, с определенными генами, с определенной половой принадлежностью. Кроме того, любыми правами и возможностями человек пользуется, только как член определенного сообщества – и лишь в той мере, в какой это позволяет место этого сообщества среди других сообществ, и место самого человека внутри сообщества.

Правда, верно, что чем в большей степени сообщество воздерживается от вмешательства в частные дела индивидов – другими словами, чем более свободно люди могут распоряжаться собой и своей собственностью, – тем больше разнообразных идей может осуществляться на практике и, тем самым, проверяться, дорабатываться, улучшаться. Поэтому, при прочих равных условиях, чем лучше в сообществе защищена частная собственность, тем больше у этого сообщества возможностей для интенсивного развития и процветания.

К этому аргументу (лучше всех его сформулировал, разумеется, Ф.А. фон Хайек) сводится то, что есть истинного и ценного в либерализме – конечно, не в левом, а в правом, консервативном либерализме.

Однако и полной свободы индивида от сообщества быть не может. Чтобы развиваться, нужно, для начала, выжить. Поэтому сплоченность и выживание сообщества, начиная от самого малого – семьи, и заканчивая самым большим – целой нацией, неизменно оказываются более важными ценностями, чем свобода индивида. А власть сообществ над индивидами на практике не может осуществляться никак иначе, чем как власть одних людей над другими, чем как определенная иерархия.

Попытки марксистов уничтожить «семью, частную собственность и государство» были, по сути дела, попыткой уничтожить необходимые формы человеческого существования – уничтожить само человечество, каким оно существует реально, ради фантастической мечты об идеальном коммунистическом человечестве.

Эти попытки были обречены на неудачу. Но сами левые каждую свою неудачу воспринимают как свидетельство, что в следующий раз надо копать ещё глубже. Реакционные структуры восстанавливаются потому, что под ними нетронутым остаётся более глубокий пласт реакционных структур – вот их логика. Молодой Маркс воспринимал себя, как продолжателя радикальных деятелей французской революции, который «понял», что недостаточно снести старое государственное устройство – нужно уничтожить ещё и частную собственность.

«Культурные марксисты» XX века «поняли», что уничтожение государства и частной собственности не приводит автоматически к отмиранию семьи, не избавляет человека от «реакционных», «эгоистических» склонностей. Они всерьез взялись за дискредитацию и разрушение семьи, за разжигание войны между полами, за нормализацию и пропаганду сексуальных меньшинств (превращенных, таким образом, из личного дела отдельных индивидов в целые субкультуры и движения), и т.п.

Но сейчас, на наших глазах, наступает время ещё более радикальной, трансгендерной идеологии. Мы не знаем, окажется ли идеологическая гегемония трансгендерного движения незначительным эпизодом, или нет? Может быть, «трансгендеры» съедят своих устаревших собратьев по левому движению. А может быть и наоборот – упомянутые выше «феминистки, исключающие трансгендеров» добьются того, что трансгендерная идеология будет признана левым уклоном, а её адепты последуют путём «бешеных», эбертистов, децистов, «рабочей оппозиции», троцкистов и tutti quanti.

Будущее нам неизвестно, хотя, конечно, хотелось бы, чтобы трансгендеризацию удалось остановить, и чтобы с этого началось освобождение от левого беснования, как такового. Но, каким бы оно ни оказалось, уже сейчас можно сказать, что именно в форме трансгендерной идеологии левая, прогрессистская религия приблизилась к своему логическому пределу. Мечта об исправлении всех слабостей и несовершенств человечества обернулась попыткой радикально перекроить не только социальную, но и биологическую природу человечества – и тем, самым, уничтожить людей, как таковых. Заменить людей какой-то иной, не человеческой формой жизни. Вот та точка, в которой мы находимся сегодня.

Если вы находите важным то, что мы публикуем подобные материалы, поддержите авторов 

Аватар

Григорий Муромский

Добавить комментарий

Vespa в социальных сетях

Материалы, которые Вы не найдете на сайте