Драгомир НиклотингПредставляем перевод статьи The Nation о многообещающем голландском правом политике – Тьерри Боде (Thierry Baudet).
Первого июня 2017 внимание голландских медиа было приковано к грузовику, доставлявшему груз, чёрный рояль, прямо к зданию парламента в Гааге. В момент, когда грузчики заносили рояль внутрь под присмотром 34-летнего владельца, стало ясно, что открыта новая страница в истории голландского правого популизма. Движение в защиту национальной культуры Нидерландов получило нового лидера, и он играет Брамса.
Тремя месяцами ранее в Нидерландах проходили парламентские выборы. К облегчению многих левых и даже правых, антииммгрантская Партия свободы (PVV), возглавляемая Гертом Вилдерсом, так и не добилась победы, которую ей предсказывали ранние опросы. И всё таки она получила рекордные 1.4 миллиона голосов, добравшись до финиша второй с 20 из 150 мест, прямо за неолиберальной Народной партией за свободу (VVD) премьера страны Марка Рютте, но выступив значительно лучше социал-демократов. В то время как социал-демократы пытались смириться с ролью оппозиции, крупные партии единогласно согласились оградить Вилдерса от власти. Его радикальные антиисламские идеи – желание уничтожить все мечети и запретить Коран – слишком далеки от мейнстрима. Его обвинительная риторика также далека от голландской культуры компромиссов и коалиций. Учитывая его поведение, многие задаются вопросом, собирается ли он на самом деле когда-нибудь получить власть. После выборов, разочарованный электорат PVV стал утрачивать последние иллюзии.
Больше всех от обесценивания Вилдерса выиграл, конечно, Тьерри Боде, свежий политик, отказавшийся от парламентских дебатов ради того, чтобы лично проследить за доставкой рояля. Сразу же после выборов он запросил разрешение на перевозку инструмента из апартаментов в Амстердаме в офис в Гаагу, немедленно выполнив одно из предвыборных обещаний. По его словам, это необходимый элемент окружения, который позволит расслабиться между прениями за Шубертом или Брамсом. Через три месяца его желание исполнилось.
Тьерри Хенри Филипп Боде, которому только исполнилось 35, интеллектуал, ненавидящий политику, современное искусство и популярную культуру. А ещё он восходящая звезда голландских альтернативных правых. Его яркий образ и молниеносная популярность напоминают Пима Фортейна, гея-популиста, боровшегося с мусульманскими мигрантами и убитого зелёным активистом в мае 2002, в ходе первого политического покушения в стране с XVII века. Два года спустя, радикализованный голландско-марокканский мусульманин убил прогрессивного режиссёра и критика ислама Теодора ван Гога [прим. родственника того самого ван Гога] прямо на амстердамской улице средь бела дня. Оба убийства сильно изменили голландскую политику. С тех пор разногласия по поводу национальной идентичности и интеграции иммигрантов стали доминировать в повестке и разделили страну на враждующие лагеря. В темах и тоне все границы сместились в сторону правых. Подпитываемый социальными сетями, политический дискурс пришёл к немыслимому 20 лет назад состоянию.
Боде собирается сдвинуть его ещё дальше. Он является лидером Форума за Демократию (FvD), который был основан как “think tank” в 2015. Превращённый в политическую партию всего за шесть месяцев до выборов 2017, FvD набрал фантастические 1.8 процента голосов, которых хватило на 2 мандата. (Голландская избирательная система невероятно представительна, поэтому маленьким партиям легко пробиться, однако практически невозможно для одной партии получить абсолютное большинство.) В июне, когда рояль был доставлен, опросы давали FvD уже пять мест. Спустя десять месяцев партия Боде уже имеет более чем 20 тысяч членов с регулярными членскими взносами и быстро растущее молодёжное движение. Опросы говорят, что если выборы проводились бы сегодня, то Боде набрал бы целых 15 мест – и это ещё не потолок. “Я думаю, что 30 мест вполне возможны”, заявил Боде в интервью в декабре. По данным ведущих социологических организаций, подобный прирост не является чем-то невозможным. А это уже делает Боде кандидатом в премьер-министры. Пост, который Боде, по его словам, не хочет занимать, но всё таки готов принять. Всё таки, как он говорит, кто-то должен спасти Нидерланды и западную цивилизацию от их предстоящего краха.
Боде убеждён, что его страна стоит на пороге катастрофы. Он считает, что голландские политические и интеллектуальные элиты патологически ненавидят собственную национальную культуру. Постоянная пища из культурного марксизма, культуры вины и политической корректности, этой ойкофобии (Неологизм от Боде, означающий страх перед домом, родиной, нацией. Он написал одноимённую книгу. Он вообще написал много книг.) подорвала защитные механизмы страны, оставив её беззащитной перед вторжением неевропейских ценностей. Эта угроза в основном заключается в мусульманских иммигрантах и беженцах.
“Запад страдает от аутоимунного расстройства. Часть нашего организма, причём важная его часть – наша имунная система, которая должна защищать нас, теперь выступает против нас. Нас ослабили и сдали во всех отношениях. Злобные, агрессивные элементы проникли в наше общественное тело в беспрецедентных количествах, в то время как истинные причины и последствия скрываются. Полицейские доклады о насильственных инцидентах в центрах для беженцев не предаются огласке. Когда прокуратура сталкивается с судом шариата, то просто отворачивается.”
Вместо этого Боде с гордостью отстаивает европейские идеалы, которые ожидаемо ассоциирует с христианской традицией, но иногда включает в повестку защиту женщин и разнообразных меньшинств, которые плохо уживаются с исламом. Его партия предложила “Закон о защите голландских ценностей”, который, помимо всего прочего включает запрет на фиктивные браки, обучение холокосту во всех школах, запрет на закрывающие лицо элементы одежды, от балаклав до никабов.
Как и Вилдерс, Боде принадлежит к так называемым евроскептикам. В то время как иммиграция и мультикультурализм размывали национальные ценности снизу, суверенитет голландского национального государства ещё сильнее подрывался его подчинённостью ЕС и другим международным организациям. “Контроль над нашими жизнями вероломно и всё более активно отнимается через сдачу нашего суверенитета безличным политическим мегапроектам, где граждане теряют все формы демократического контроля,” заявил он на партийном конгрессе в январе прошлого года.
При менее пяти процентах безработицы и здоровом трёхпроцентном экономическом росте, Нидерланды чувствуют себя лучше многих других стран ЕС. И всё таки, апокалиптическая риторика Боде находит отклик среди избирателей, которых заботит национальная идентичность, с подозрением относящихся к ЕС, разочарованных в типичной голландской политике, которую вполне символизирует правящая коалиция – снова премьер Рютте, 4 партии с правоцентристским уклоном, которые потратили шесть месяцев на одни только переговоры.
Часть быстро растущего числа сторонников Боде перетягивает прямо у Партии свободы Вилдерса. Но он также расширяет и диверсифицирует базу крайне-правых, считает Лео Лукассен, руководитель исследований в Международном институте социальной истории. Как сказал мне при встрече в Амстердаме Лукассен, эксперт в вопросах иммиграции, часто критикующий крайне-правых: “Боде популярен среди новых избирателей, но он также привлекателен для высокообразованных людей, считающих Вилдерса слишком грубым и неинтеллектуальным. Идеи Боде остаются такими же радикальными, но он умеет подать их чрезвычайно привлекательным образом.”
Собрания FvD привлекают беспрецедентное множество молодых белых мужчин. Но партия нашла поддержку также среди этнических меньшинств и интеллектуальной элиты. Среди её ранних сторонников Франлин Анкерсмит, всемирно известный философ истории. (Анкерсмит покинул партию в декабре.) Одним из главных кандидатов в городской совет Амстердама в этом марте был Йерназ Рамаутарсинг, либертарианец восточноиндийского происхождения родом из Суринама, который отстаивает идеи того, что IQ чёрных ниже, чем белых. Последователь Айн Рэнд, Рамаутарсинг впервые стал известен как яростный критик “левацкой индоктринации” в голландских университетах. После скандала с гомофобскими высказываниями ему пришлось выйти из избирательной гонки. Но на тех выборах партия Боде всё равно выиграла 3 из 45 мест.
Боде однозначно не Вилдерс. Во-первых, он умнее, фотогеничнее, а также заметно скромнее. 54-летний Вилдерс, родом из южной провинции Лимбург, вырос в католическом семье, причём его мать имела индонезийское происхождение. Он основал PVV в 2006 после четырнадцати лет в праволиберальной VVD. Мишень для постоянных смертельных угроз, Вилдерс прожил под постоянной защитой полиции уже больше 13 лет. Боде на 20 лет моложе, происходит из нерелигиозной семьи из Харлема, восходящей к беженцам-гугенотам XVIII века. Он выучил латынь и греческий ещё в высшей школе и источает аристократический дух члена братства Лейденского университета. Получив бакалавра по истории и праву, он в 2012 защитил степень PhD в сотрудничестве с британским консервативным философом Роджером Скрутоном. Опубликованная на английском как “Значение границ” и на голландском как “Атака на национальное государство”, книга быстро стала бестселлером в Нидерландах. В ней Боде утверждает, что демократия и власть закона могут процветать лишь в сильной, уверенной в себе нации. Оба аспекта были подорваны, продолжает он, ослаблением национального суверенитета в Европе.
В последней книге, “Уничтожить партийный картель!”, Боде описывает голландский политический класс как клику некомпетентных управленцев, ставящих собственные интересы и интересы своих партий выше интересов страны. В результате, пишет он, все высокие административные посты — от кресел в государственных организациях до постов, вроде мэров городов, которых в Нидерландах назначает правительство страны — аккуратно поделены партийными элитами между собой. Картель, по его словам, подавляет политические перемены и душит демократию, “как толстый покров окутывая общество”. Чтобы сокрушить власть элит, FvD предлагает заменить практику назначений на должности на более открытый и конкурентный процесс. Также он предлагает перейти на выборы мэров и ввести электронную избирательную систему в парламенте, чтобы депутаты лично отвечали за каждый голос.
Чтобы ещё сильнее ослабить профессиональных политиков, FvD хочет ввести модель прямой демократии по швейцарскому образцу, предполагающую проведение обязательных к исполнению референдумов по важным политическим вопросам. Здесь партия бьёт прямо в сердце общественного недовольства. В 2015 году голландский закон позволил проводить инициированные снизу референдумы, если те соберут 300 тысяч подписей. Однако они не являются обязательными для правительства, так что оно может попросту игнорировать результаты. В апреле 2016, когда страна решала вопрос об ассоциации ЕС и Украины, Боде играл главную роль в кампании против ассоциации. При явке в 32%, перешагнув порог, противники ассоциации победили с 61%, хотя опросы также говорили, что информированность не была идеальной. В 2017 парламент проигнорировал результаты референдума и проголосовал “за”.
Текущее правительство уже открыто выразило свои опасения по поводу закона о референдумах. В конце февраля голландский парламент с небольшим перевесом отменил его. Министр внутренних дел, Кайса Оллонгрен, считает, что такие необязательные к исполнению голосования “порождают ложные ожидания и лишь подрывают веру избирателей в политический процесс.”
“Вот она”, сказал Боде после голосования, смотря прямо на Оллонгрен, “убийца демократии”.
Боде совсем не типичный популист. Несмотря на все его нападки на элиты, сам он по праву принадлежит к культурной верхушке. Но вместо того, чтобы скрывать свои вкусы и манеры верхнего класса, он превратил их в свой бренд. В марте прошлого года он озадачил коллег депутатов, произнеся первую речь в парламенте на латыни. В то же время он ненавидит современное искусство, современную классическую музыку и современную архитектуру, которые характеризует как напыщенных обманщиков. Он идеализирует XIX век и вдохновляется “Закатом Европы” Освальда Шпенглера, классика культурного пессимизма. Потратив три года на изучение психоанализа, Боде перемежает свои фразы эзотерическими терминами в собственной смеси Фрейда и неоконсерватизма. (Боде отказался говорить на эту тему.)
“Тьерри не против элит, он против истеблишмента”, отвечает историк Гертин Валинг, который встретил Боде девять лет назад и подружился с ним. “Любому обществу нужен верхний слой”, сказал Боде в переписке с Валингом и научным руководителем, консерватором Полом Клитёром. “Наша проблема в том, что элиты поражены некоей духовной болезнью… Мы должны заменить существующую элиту новой.” Валинг отмечает неразрешённое противоречие между элитизмом Боде и его поддержкой прямой демократии. “Я однажды спросил его: ‘Ты действительно поддерживаешь референдумы, потому что поддерживаешь демократию или только потому, что ты согласен с их результатами?'” “С другой стороны”, добавляет Валинг, “Боде верит в растущую демократическую вовлечённость снизу. В “Уничтожить партийный картель!” он утверждает, что голландская система устарела. Население гораздо лучше образовано и информировано, чем 200 лет назад, а потому куда лучше подготовлено к участию в принятии политических решений. Как историк, подобное развитие было бы в духе голландских традиций самоуправления. Выборы мэров, например, пора было ввести давным давно.”
Вкусы Боде XIX века и противоречивые идеи нисколько не уменьшили его привлекательность для молодых избирателей. “Подозреваю, что им действительно нравится его старомодный образ”, говорит Валинг. “Есть что-то захватывающее в том, что он не знает Снуп-Дога и не боится в этом признаться. В конце концов люди предпочитают голосовать скорее за Фортейна, который носит полосатый костюм, имеет двух собак и водит Бентли, чем за тех, кто пытается быть на них похожим.”
У выразительного образа Боде, однако, есть и обратная сторона. “Что меня больше всего поразило, так это агрессивная реакция, которую вызывает Боде, особенно среди прогрессивных академиков,” говорит Коэн Воссен, историк политики, изучающий популизм в Нидерландах. “Они заявляют, что он куда опаснее Вилдерса. Некоторые говорят, что нужно отнять у него степень PhD. Чего они не понимают, так это того, что персонажи вроде Боде процветают именно благодаря такой чрезмерной реакции. Было бы лучше игнорировать его. Ведь он явный позер и не стесняется этого. Прекрасно знает, как играть роль сноба.”
Очаровывающий, провоцирующий и непредсказуемый, Боде смог обвести голландские СМИ вокруг пальца. В декабре, ежегодный опрос на главном голландском новостном шоу выбрал его политиком года. В том же месяце, прогрессивная газета De Volkskrant устроила долгое интервью, погрузившись в детство, психологию и личную жизнь Боде, которое сопровождалось фото в стиле 50-ти оттенков серого. За бокалом белого вина Боде объявил, что его скромность была переоценена, а сам он в действительности крайне эмоционален. (“Именно поэтому я так активно жестикулирую на партийных собраниях”), а потом и вовсе сказал, что его новая подруга – иранская беженка. После же снова назвал себя спасителем страны. “Эту толпу в Гааге, бросившую страну собакам на растерзание, пора призвать к ответу”, сказал он. “Но, я смотрю, никто ничего не делает — так что мне всё придётся сделать самому.”
Вскоре после этого, издание De Correspondent обнаружило, что в октябре Боде тайно встречался с Джаредом Тейлором, известным американским белым националистом. Тейлор, основавший журнал “American Renaissance“, хочет “разжечь” у белых защитное расовое сознание, которое побудит их в первую очередь любить неисчерпаемые достижения европейцев. Когда его спросили о встрече, Боде снова начал изображать застенчивость, сославшись на приватность и своё право знакомиться с любыми возможными идеями. “Я не собираюсь давать комментарии по поводу моих женщин или людей, с которыми обедаю”, сказал он. “Но в общем человек должен познавать в жизни всё, а придерживаться и отбирать только хорошее.” В феврале, De Correspondent вернулся с историей о давнем увлечении Боде идеями Жана-Мари Ле Пена.
“У Боде раздвоенный язык”, сказала один из авторов Volkskrant с голландскими, суринамскими и афро-американскими корнями, Гаррет Дурворт, когда мы говорили с ней в январе. “Он открыто флиртует с фашизмом, романтизирует его, но при этом держит дистанцию от реальных расистов, так как несёт ответственность”. Как передовой представитель голландского мультикультурализма, Дурворт на себе испытала ожесточение публичных дебатов, став мишенью для правых кампаний. “Раньше нам говорили убираться в Африку в школе, теперь в твиттере.” [прим. Кратко это можно выразить как “леволибералы в ужасе”.]
Отношения Боде с крайне-правыми остаются туманными. В то время как он популярен среди голландских и белых националистов, он отвергает расизм и антисемитизм, а также уверяет, что не допустит их сторонников в партию. В то же время он постоянно выступает с провокационными заявлениями, от которых потом отказывается, называет ироничными или вырванными из контекста. Одно ясно – в своём крестовом походе против политкорректности он знает на что надавить, чтобы привлечь всеобщее внимание. Он опирается на тех противников меньшинств, которые избегают репутации расистов.
Несколько лет назад Боде согласился с противоречивым заявлением пикапера Жюльена Бланка о том, что женщины должны “находиться в подчинённом положении и подавляться”. В своих книгах он также очень далёк от чаяний феминисток. В марте прошлого года Боде заявил, что культурное самоненавистничество привело к попыткам “гомеопатически разбавить голландское население всеми народами мира, так что голландцы перестанут существовать”. После шквала в СМИ он сказал, что имел в виду не расу, а культуру. В феврале, после того как второй депутат от партии заявил, что связь между расой и интеллектом “давно научно доказана”, Боде отметил, что не видит здесь никакой проблемы.
В то время как Боде утверждает, что, по его мнению, непримиримая антимусульманская повестка Вилдерса зашла слишком далеко, на деле почти невозможно обнаружить различия в позициях. “Если вы посмотрите на мир сегодня”, сказал Боде в январе 2017, “вам придётся заключить, что самые лучшие страны – христианские.” Журналистка Аннабел Наннинга, которая выступает от FvD на выборах в городской совет Амстердама, заявила в ходе телевизионных дебатов: “Ислам это питательная среда для… неприятных вещей, неправильных вещей, которые лишат нас всех свободы.”
“Я не верю, что Тьерри расист”, говорит Валинг. “Он любит спорить, он преуспевает в битве идей. Он любит нарушать табу, даже если это сомнительно с моральной точки зрения. Причём это куда проще делать интеллектуалам, чем политикам. Он осознал всю трудность, например, когда встречался с Джаредом Тейлором. Я уверен, что он не воспримет идеи Тейлора сходу. Сама встреча с Тейлором, конечно, позволила прессе сделать такой вывод, но по моему это неоправданно. Правда то, что Тьерри националист. Но скорее гражданский, чем этнический. Люди не обращают внимания, что в заключении своей диссертации он призвал к мультикультурному национализму. По его мнению, нация может интегрировать разных людей.”
Лукассен, профессор и эксперт по миграции, не так снисходителен. “Боде сформировал целостную смесь правых идей, включая авторитарную жилку”, говорит он. “Его отвержение современного искусства, например, напоминает запрет дегенеративного искусства нацистами, культурную политику Сталина и Мао. Я не знаю, насколько он сам верит в то, что говорит. Как учёного, меня это не волнует. Что важно, так это как он мобилизует эти идеи и как они смогут радикализовать публичные дебаты. Уже было доказано, что популисты не просто высказывают недовольство масс, они разжигают и оформляют его.“ [прим. Не любить современное искусство – значит желать запретить его… А если применять подобную логику к левым?]
Боде разделяет некоторые базовые представления европейских новых правых, продолжает Лукассен – например идею того, что Европа является жертвой процесса этнической инверсии и замещения, утраты идентичности вследствие демографических изменений. “По их мнению, белых европейцев замещают. Помимо расистских предположений, эта идея не имеет ничего общего с реальностью в статистическом и демографическом плане”, говорит Лукассен. Европейские альтернативные правые далее заявляют, что значительная часть Африки хочет мигрировать в Европу. “Исследования показывают, что это тоже вздор. В конце концов эта бесконечная демонизация ислама, Вилдерс на этой волне с 2004.” [прим. Господин, конечно, всё перепутал. Исследования показывают, что не некая “значительная часть”, а больше половины африканцев хотели бы мигрировать в Европу и США, будь у них возможность. Статистика также явно доказывает тезис о замещении, причём в крайне близкой исторической перспективе.]
С этой стороны Валинг отмечает отличия голландских крайне-правых от их европейских коллег. “Национальный Фронт Марин Ле Пен, например, консервативно католический”, говорит он. “Есть у него и явные расистские тенденции. Правый популизм в Нидерландах же, с другой стороны, полностью включает в себя прогрессивные идеи от прав сексуальных меньшинств до гендерного равенства, а полноценный расизм встречается куда реже. В Форуме за Демократию никто не заботится о цвете кожи, просто все критически относятся к исламу.” Аналогично, Альтернатива для Германии более склонна к расистским позициям, говорит Валинг. Парадоксально, отмечает он, что скорее всего это связано с попытками Германии разобраться со своим нацистским прошлым. Демонизация крайне-правых в стране делает доминирование радикалов в движениях проще. Для сравнения, говорит Валинг, голландская политика является более зрелой и предлагает больше возможностей для открытых дебатов. “Фортейн и Вилдерс помогли отвязать крайне-правые идеи от самых радикальных элементов”, говорит он, а это предоставило им демократическую легитимность. “В результате никто не требует полного запрета таких партий, как у Боде”.
“На самом деле многие встретили партию Боде с облегчением”, говорит Мерейн Ауденампсен, социолог, написавший диссертацию по голландскому консерватизму. “В отличие от Вилдерса, Боде явно стремится к власти, а значит скорее всего собирается играть по институциональным правилам. Во-первых он создаёт Форум как полноценную политическую партию, что никогда не было верно для PVV Видерса.”
Ауденампсен объясняет, как голландские крайне-правые восприняли часть прогрессивного наследия. В отличие от Соединённых Штатов и Великобритании, Нидерланды уже в значительной степени секуляризовались в 60-е и 70-е годы, и никогда не имели значительного консервативного движения. В результате консервативный реванш 80-х обошёл Нидерланды стороной, пока в 90-е голландский консерватизм не нашёл свою нишу. Однако вместо того, чтобы сосредоточиться на вопросе абортов, сексуальности, отношений полов, он воспринял мейнстримные прогрессивные позиции по этим вопросам и вплели их в национальную голландскую культуру, противопоставив их угрозе неассимилированных мигрантов. “Культурные войны голландских крайне-правых касались свободы самовыражения”, говорит Ауденампсен. “Связывая идею политической корректности с голландской культурой консенсуса, они призвали разрушить табу”. С 90-х годов внимание в основном уделялось недостатку интеграции среди голландских мусульман. Одержимость европейских правых мусульманами, другими словами, сильно предвосхитила таковую у американских консерваторов. Ауденампсен на трансатлантический обмен идей: Европейские консерваторы вдохновили американский Alt-Right, который уже стал вдохновением для европейцев вроде Боде.
Что во многом привлекает людей в партии, вроде FvD Боде, так это жажда запретного, говорит Лукассен. “В 60-е и 70-е молодые люди с антисистемным настроем шли к крайне-левым. Но теперь рынок ‘опасных идей’ справа. И люди вроде Боде это прекрасно понимают. Причём до сих пор он с большим успехом использовал этот потенциал.”
Как велик потенциал на самом деле – нам ещё предстоит узнать, говорит Воссен. С одной стороны, Боде ещё предстоит построить свою партию. а рост сопровождается рисками. В начале февраля Боде изгнал двух видных членов FvD, которых обвинил в попытке захватить партию, а некоторые другие начали критиковать его за отсутствие внутренней демократии и тоже были изгнаны. “Несомненно, он привлекает людей со спорным прошлым, которые говорят спорные вещи,” говорит Воссен. Более того, он ещё не прошёл проверку. Ему ещё предстоит доказать, что он способен справиться с реальным кризисом. Пока что у него всё получалось с легкостью, не только в политике, но и в жизни. Это одна из его слабостей. Белый рабочий класс, который голосует за Вилдерса, не поддержит того, кто не страждет. Вилдерс, указывает Воссен, многократно был подвержен политическому остракизму и даже привлекался к суду, а угрозы физической расправы лишили его нормальной жизни на много лет. В сравнении, карьера Боде сопровождалась лишь лёгким ветерком. “Поэтому я бы не стал списывать Вилдерса со счетов. Нам стоит посмотреть, как Боде справится с первыми проблемами”, говорит Воссен. [прим. Снова спорное утверждение. АдГ, будучи элитистской партией, смогла сформировать рабочее крыло и привлечь соответствующий электорат. Впрочем, у неё не было конкурентов справа. Вилдерс же, конечно никуда не исчезнет.]
Ауденампсен не исключает, что восхождение Боде может привести к периоду особенной популярности крайне-правых в Нидерландах. И всё таки, даже если FvD преодолеет порог в 15%, который сейчас принадлежит крайне-правым, он столкнётся с другими барьерами. “Голландская политическая культура основана на коалициях. Вы не можете просто вступить в коалицию и взять с собой свои самые радикальные взгляды. С этой стороны, FvD придётся приспосабливаться к культуре переговоров и компромиссов. Это вечная проблема голландского протестного голосования. У нас нет системы, как в США, где кто-то вроде Трампа действительно может прийти к власти.”
Добавить комментарий